Господи, как же хорошо молчать.
Судя по реакции... лучше не о чем не спрашивать и не говорить.
Ну, что ж... значит, не зря боялась спрашивать.

Внезапно стала песней о том, что в нашем мире грешно... просто быть счастливыми.
Быть друг с другом, быть на одной волне... просто любить.
Когда Саша начал петь, почудилось: он медленно идет по аллее... может, навстречу той, которую убеждает, может, навстречу своим мыслям, своему воздуху... и эта песня, как крик: давай! встретимся друг с другом, встретимся с собой, с самими собой - такими, какие мы есть, пока нас не затягивает другая реальность, не позволяющая ни любить, ни мечтать. Давай!
Это внезапно настолько больно, настолько остро, настолько вызов: вы говорите "нельзя", а я говорю: "Давай!"
И это волшебное "давай".
Вспомнилось, как кто-то из детей пел "Давай друг друга украдем", имея в виду, давай побежим кататься с горки, и никто не узнает об этом. Нам будет хорошо вдовем.
Но это "давай" именно прорывается в твое "нельзя": давай-давай, можно, потом будет поздно.
Давай, не откладывай, будь счастливым здесь и сейчас. Давай!..

Начинается с того, что человек отрывает взгляд от земли. Нет он не смотрит в небо: наверное, он смотрит в те глаза, в которых видел и небо, и землю, и смысл... в голосе мольба напополам... наверное, с упрямством? Человек один. Один на один со своим je suis malade.
И вдруг... вот как это у Саши выходит? Из-за того, что очень по-разному звучит голос, из-за смены направления взгляда и жестов (у него иногда, знаете ладонь - куполом...) возникает ощущение диалога, даже трилога. Разговора. Словно он убедил небеса в запредельности своего страдания, и они откликнулись.
Я... я, правда, услышала вдруг голос неба... словно оттуда... и вот тогда первый раз за концерт возникло ощущение прогулки по облакам (потом оно не раз повторялось). Болезнь, страдание стали даже не дождем... просто росой... такой, которая вдруг очистила душу. И потому... держали облака.
Но. Он вернулся с этих облаков, чтобы снова вкуснуть земли, которая его туда забросила. Голосово вернулся. Но уже другим, не прежним, который... улетал. Чтобы спеть своё je suis malade уже совсем иначе.

Не с этой ноты, не с этого мига - с этого вдоха все будет серьезно.
Снова вам померещится гора, на которой стоит пророк. Но с этого мига, с этого вдоха, с этой ноты вы вдруг поймете, что нет ни пророка, ни горы. И Моисей тут совсем ни при чем. Что тот человек, который есть в каждом - вот он там стоит под снопом света. И этот человек есть в каждом. Это те мы, которые поднимают голову, держат спину и делают шаг вперед.
И на пару мгновений накроет ощущение, что звездные войны происходят с этим человеком, что маленькие имперские истребители летят ему навстречу, но он стоит, потому что невозможно упасть, невозможно даже пригнуться. Есть еще такой японский мультик - "Герои Галактики", и его - в ту же мозаику, в ту же картинку.
И каждый звук, каждый слог, каждое слово - они даже не о возможности выстоять, они о невозможности НЕ выстоять. От этой песни расправляются плечи... и позвоночник.
И этот момент с аааааааааааа, когда Сашка поёт-орёт, чуть оскалясь, чуть прищурившись, и чуть присев, словно перед прыжком... только не прыгает сам, а отправляет в полет аааааааааа... и кажется, что этот звук... обновит мир.

Как жаль, что невозможно остановить каждое мгновение этой песни... просто, чтобы влезть туда по маковку... и как же это прекрасно, потому что эта песня жива в движении. Она, казалось, началась дождем и аукнулась градом, побившим виноградники... Но все нипочем человеку. Виноград снова разросся, одежда давно просохла, а на земле запылал костер.
Я реально вдруг увидела пламя. Саша, как-то сказал, мол, сейчас мы продемонстрируем вам, каким должен быть огонь. Но это давным-давно, казалось бы... а тут реально вспыхнуло пламя, до неба - в голосе. Ооооо! захотелось сказать мне. И совсем не хотелось спрашивать: "Саша, как ты это делаешь?" Просто танцевать вокруг этого костра. Или греться. Непременно со спутником...

И снова я отпускаю себя погулять по его-своим облакам.
Песня, под которую я чуть не разрыдалась... и разрыдалась бы, если бы тушь была водостойкой.
Об этой песне трудней всего будет рассказать, потому что картинки слишком личные. Интимные не в смысле воспоминаний о собственных интимных отношениях, а в смысле интимности фантазии. Интимности высшей степени.
И еще в смысле значимости "клипа" воображения для кого-либо, кроме меня.
Ну, что для кого будут значить девочка и мальчик на песчаном одесском пляже? Накатывающие волны зеленого Черного моря, лестницы из ракушечника и... запредельная чистота этого робкого на первый взгляд, а на самом деле, такого прочного союза двоих. Это когда первый поцелуй даже не губами, а сердцами...
И настройка на запредельную эту, разрывающую душу в 47 лет чистоту... частоту... волну. А волны голоса накатывают, отходят, снова накатывают. И в мире есть лишь песчаный пляж, зеленые волны, белые облака, лестницы из ракушечника и двое, предназначенные друг другу.
И у моря нет дна, у неба - края, а сердца не помнят невзгод.